Если написано: "80% украинцев живут за чертой бедности", не читайте "путинский апологет".
Ну и т.д.
Попробуйте прочитать не жопой вот этот вот отрывок:
Так вот это большая ошибочка, что вы примете на свою площадь в свою страну мигрантов, дадите им все, отнесетесь к ним как к равным, приподнимите их — и они станут как вы, и вы сольетесь в братской любви. Не сольетесь. Они вас сольют совсем в другое место.
Фокус в том, что хотя тот самый Джон Ролз, который тоже англичанин, который – та самая «Теория справедливости» – в 71-м году, которая стала библией политиков, юристов Запада, говорил: «Мы поставим такой опыт. Вот отношения между людьми. Если мы исключим зависть…». Он исключит зависть! Он изменит человеческую природу. Он уберет из человеческой психики стремление к самоутверждению. Потому что стремление к самоутверждению имеет два аспекта: позитивный и негативный. Позитивный – стать самому выше все. Негативный – сделать всех ниже себя.
Вот негативная половина – стремление к самоутверждению и называется завистью. Вот Ролз решил взять искусственного человека, и на искусственном человеке построить, с точки зрения, искусственную справедливость – то, что мы сейчас имеем.
М.Веллер:На самом деле весь этот терроризм – это ведь партизанская война
Q?
Так вот, ни в Англии, ни во Франции, ни в Германии, товарищи турки, курды, арабы, пакистанцы, которые имеют все те же права, что и коренные, а иногда и больше, иногда и предпочтительное право имеют, они отнюдь, за небольшим исключением, не горят любовью к аборигенам и своим благодетелям этих стран. Они в глубине души их ненавидят. Потому что, когда англичанин, француз, немец – это все равно – человека, который приехал из страны более бедной, из страны культуры более низкой, ставит на свой уровень, и помогает ему жить, и относится к нему подчеркнуто, как к равному, в глубине души, в подсознании у него все равно остается это чувство: «Вот я хороший человек, потому что ты-то, в общем, ну… туповатей меня, ты, в общем, ниже меня, ты, в общем, на все это право имеешь, потому что я тебе позволил. Я вот хороший парень и отношусь к тебе как к равному, хотя, в общем, мог бы и НЕРАЗБ».
А вторая сторона это отлично понимает. Даже если к ней так не относятся, так не думают, она все равно это понимает, и думает она: «Погоди, белая сука, будет и на нашей улице праздник. Ишь, благодетели! Они мне разрешают существовать рядом с собой. Я буду существовать вместо тебя! Вот тогда посмотрим, какими глазами ты будешь смотреть на меня, а я на тебя». Это вы из человека не вышибете. Это не относится к творческому, хорошему, какому-то высоко энергетичному умному меньшинству, но к большинству это относится, уверяю вас, в полной мере – поговорите с психологами.
И во Франции, где СМИ, как практически везде на Западе, принадлежат исключительно левым, и про сирийцев, палестинцев, ливийцев, египтян и прочее можно говорить только хорошее или ничего, вот вдруг случилось такое несчастье. И понимаете, что они говорят? Это хорошо спланированный заговор, который был осуществлен на уровне НЕРАЗБ за границей, но опирался на какие-то внутренние силы тоже.
Вот одновременно с печалью, естественной болью, естественным сочувствием, естественной какой-то скорбью, унынием естественным испытываешь чувство огромного презрения и брезгливости к великой и прекрасной некогда стране, населенной великим, талантливым некогда народом. Потому что полтора десятка пацанов – полтора десятка! – с автоматами Калашникова и взрывчаткой могли поставить на уши и затерроризировать весь Париж. Это они с кем воевать-то собрались, товарищи французы? Их же, действительно, по выражению Стругацких на улице перочинными ножиками резать будут. И вот сейчас они опять собираются все сплотиться. Против кого сплотиться? Против нескольких пацанов, которые решили пожертвовать жизнью и убить как можно больше неверных. Ну и как они сплотятся?
Понимаете, когда выдвинули тезис о запрете коллективной ответственности, они думали, что они большие гуманисты. Прям-таки последователи товарища Сталина: «сын за отца не отвечает». Вот это отсутствие коллективной ответственности ну оно разве что только почему-то на Германию не хочет распространяться. Вот уже вышли на пенсию немцы, которые родились после войны, и все равно почему-то они должны разделять чувство вины за преступления Германии во время Второй мировой войны. Они младенцами были. Они, в общем, по случайке выжили, что союзники их не разбомбили. А разбомбили от пол-Германии в щебень. Но это-то дети, в чем виноваты? — А, нет – вот коллективная… А все остальное – совершенно не виноваты.
То есть современный интеллектуал, он должен, придав лицу значительное и скорбное выражение, сказать: «О! Это средневековая поэзия! О! Это Джон Дон, человек не остров, а часть континента, поэтому не спрашивай, по ком звонит колокол». При этом дурак с образованием не перестает быть дураком. Он ничего не понимает. Умение, видите ли, понимать – это умение встроить случай, факт, единичную конкретику во всю общую систему взаимных причинно-следственных связей. Когда ты в одной иголке видишь всю мозаику. Понять – это когда разведчик-аналитик сидит в чужой стране под крышей какой-то клерка, какой-то фирмы, не делает ничего, кроме того, что он с утра до ночи читает газеты этой страны. И он видит, что резко подпрыгнули акции одной компании, втрое выросла ее капитализация. Он начинает рыть, что за компания. А она импортирует титан, а титан – то стратегической сырье, которое идет на элементы подлодок, ракет, авиации и прочее. И из этого следует, что страна собирается наращивать свой военный потенциал – вот из повышения акций этой компании. Вот этим отличается «понимать» от «знать». Знал-то это любой дурак, который читал биржевую сводку.
Так вот, образованный дурак знает, а понимать – не понимает. Он не понимает той элементарной вещи, что любой террорист – это коготь от тигра, это одна присоска от одного щупальца спрута. А разбираться надо со всем организмом, потому что этого террориста кто-то родил, выкормил, воспитал, кто-то вложил ему в голову эти идеи, кто-то научил его владеть оружием, а кто-то это оружие дал, кто-то привлек его к этой организации, а кто-то дал ему этот план, а кто-то согласился дать ему убежище, а кто-то подогнал ему машину на место преступления. Вот все это и должно быть ликвидировано.